День флота. Матросские рассказы и повести - Юрий Линник

Возникло неодолимое желание с усердием продрать кулаками глаза, дабы смахнуть это нереальное видео. Убедившись, что это не галлюцинация, Ильясов с раздражением помянул механика: «Он, шельма, что там, в ПЭЖе (Пост Энергетики и Живучести) чаи гоняет с печенюшкой, а у него на полуюте черти гопака копытят вприсядь…» и взглянул на хронометр. Всё ясно. Ведь, не прошло ещё и минуты как корабль внезапно скис, что автомобиль на скорости, вдруг попавший в непролазную ухабу. А о том, что сейчас происходит на полуюте, механик, конечно, не ведает. Впрочем, наивно полагать, что там у них под палубой божья благодать. Без сомнения, на палубе полуюта всего лишь макушка айсберга, хоть и впечатляющая.

Полуют корабля, где располагался турбинный отсек, на самом деле являл собой невообразимое, быть может, уникальное зрелище, которое более смахивало на гранд-иллюзию великого Коперфильда, умевшего непостижимым образом совершать с виду невозможные и непосильные человеку трюки. Увидев такое, и впрямь поверишь в сверхъестественное. Из горбовидных воздухозаборников турбокомпрессоров корабля, расположенных в два ряда на полуюте, и которые ну никак не связаны с водой, мощным, угрожающе бесшумным потоком изливалась… она самая. Конечно, забортная, ибо ни одна цистерна корабля, топливная или водяная, не смогла бы обеспечить такие масштабы потока. Толстым маслянистым слом вода покрывала палубу полуюта и удерживаемая сплошным фальшбортом со зловещей ламинарностью сливалась на шкафут. Казалось, что какое-то громадное морское чудище, захватив в свои щупальца корабль как игрушку, забавляясь, не спеша, вдувало воду откуда-то снизу. Эффект неправдоподобности картины усиливался отсутствием каких-либо версий происшедшего. Обнадёживало единственно то, что поток этот явно ослабевал с каждой секундой. Но секунды эти казались невыносимо тягучими.

Боевые посты доложили об отсутствии каких бы то ни было нештатных явлений в носовых отсеках корабля. Только пост энергетики и живучести отмалчивался, испытывая терпение встревоженного командира.

«Там их что, „кондратий“ от страха хватил безвременно?" – с досадой подумал Ильясов.

Теперь то ясно, что эпицентр загадочной чрезвычайной ситуации находится где-то там, в кормовой части корабля, вотчине мотористов, турбинистов и трюмных машинистов.

* * *

Командир электромеханической боевой части, старший лейтенант Николаев, механик корабля, аккуратист и педант, железный военно-морской кадр, выкованный в послевоенном нахимовском училище, с докладом на ГКП задерживался, пытаясь понять, в какую передрягу попал корабль. По сути, докладывать пока было нечего. Щит живучести корабля издевательски подмигивал множеством зелёных глазков, ни одного красного. Мол, не парьтесь мужики, всё в ажуре… В носовом и кормовом машинных отделениях – ничего существенного. Но сообщение из турбинного отсека насторожило. Заглох левый турбокомпрессор, обесточилась схема управления турбинами. Но это были лишь цветики, первой же ягодкой внезапно и так некстати пропала связь с турбинистами.

* * *

Если в ПЭЖе царила лёгкая растерянность, скверная примета для живучести корабля, то в турбинном отсеке уже прорастало нечто сродни паники. Особенно, когда турбинисты поняли, что их отсек стремительно заполняется водой. За слабенькими переборками поста управления турбинами время от времени раздавались выстрелы мощных коротких замыканий, начала дымить проводка. Пропало освещение, и тесное помещение пульта управления турбинами наполнилось изумрудным свечением фосфоресцирующих циферблатов массы измерительных приборов. Лица турбинистов приобрели потусторонний окрас, что никому отваги не прибавило. Стало жутковато. Правда, помигав для порядка, тусклым подпольным светом всё-таки включилась аварийка. Струйки воды, протекавшей сквозь неплотности в переборке, поднимались всё выше, указывая тем самым уровень затопления отсека. Что делать? В турбинном отсеке даже не предусмотрены эжекторы для откачки воды.

Старшина турбинистов Зимин бросился к палубному люку и попытался его приоткрыть, но лавина воды, хлынувшая через люк, заставила тотчас его задраить.

«Вода на полуюте!? Чертовщина какая-то!» – не веря себе, прошептал ошарашенный старшина и метнулся к микрофону корабельной связи. ПЭЖ не отвечал. С ужасом он увидел, что сигнальные глазки на пульте связи мертвы. Нет связи с кораблём!

«Похоже, дело дрянь», – запаниковал Зимин. Два турбиниста-первогодка нахохлились и безмолвно таращились на старшину в надежде заручиться в его лице гарантией благополучного исхода происходящего. Переборов приступ тошнотворного липкого чувства страха и желание крикнуть с надрывом во всё горло: «А я что могу, сам ничего не понимаю!» Зимин приказал испуганным турбинистам надеть надувные спасательные жилеты.

Положение казалось безвыходным. Неизвестно, какой бы оборот приняли дальнейшие события в турбинном отсеке, если бы не люк в нижний отсек машинного отделения. В самый критический момент он как-то по-домашнему обыденно, словно ничегошеньки не произошло, лязгнул на разные лады железом и приоткрылся.

– Живые? А чего молчите, партизаны? Вас «бычок» вызывает, надрывается, уже и нам «пилюлЕй» не за что навешали, – невозмутимо произнесла из люка молдавская башка моториста Чеботаря. У Зимина отлегло, с перепуга он забыл, что под ними ещё находятся люди и они, судя по виду «мотыля», не испытывают особой тревоги. Правда, Чеботарь, демонстративно потянул носом и, увидев турбинистов в спасательных жилетах, подтекающие переборки, тусклое аварийное освещение, изменился в лице, откинул крышку люка на стопор и исчез. Зимин следом нырнул в проём.

* * *

Сумбурный доклад старшины турбинистов Николаев выслушал, не перебивая, хотя вопросы рождались роем вслед каждой фразе Зимина. Те минуты, в течение которых пост турбинистов молчал, дались механику нелегко. Теперь он впитывал каждое слово турбиниста, пытаясь отделить зёрна от плевел. И перед ним вставала странная и удручающая картина происшедшего. То, как море хозяйничало на палубе полуюта, лицезреть воочию механику, разумеется, не довелось, но теперь-то он знал, что затоплен турбинный отсек, и это грозило куда более тяжкими последствиями, чем феерическое шоу воды на палубе полуюта.

И здесь имел место парадокс, который окончательно сбил с толку и запутал механика. Вода, каким-то чудесным образом, вопреки законам гидростатики, затопила отсек, расположенный выше ватерлинии, а помещения подводной части корабля, расположенные ниже, были сухими. Какая-то могучая сила в считанные секунды, словно играючи, подняла немалые тонны воды и затопила помещение, находящееся практически на верхней палубе. В какой-то момент механик пришёл в отчаяние, но не оттого, что затоплен турбинный отсек, что горят силовые кабели. Он, вдруг, осознал, что не может взять в толк сути происшедшего и не видит ни малейшего намёка на причину. А если не знаешь причину, то как её устранишь?

* * *

Наконец-то, ожил ПЭЖ. Доклад явно обескураженного механика был сбивчив и мало чего прояснил. Аварийный останов турбокомпрессора левого борта, затопление турбинного отсека – констатация фактов. Вероятная причина – помпаж (неустойчивая работа) турбокомпрессора левого борта.

– Помпаж!? Вероятная причина?! – вопросительно вспылил Ильясов и вмиг поставил под сомнение версию механика, – и это на полном турбинном?! На самом устойчивом режиме работы компрессора! Николаев выдержал паузу, переваривая крах своей никудышной версии под натиском простых, но бесспорных аргументов командира. И напрасно! Ему стоило бы тотчас признать правоту командира.

– Послушай-ка механик! – взорвался вконец рассвирепевший Ильясов, – Эту теорию вероятности засунь себе в задницу! Ты  чуть корабль не угробил… Мне нужна причина аварии и предложения по её скорейшему устранению! Повторяю: при-чи-на, а не гадания! На ромашке в Балтийске будешь своей ненаглядной гадать перед сном.

Пару секунд механик приходил в себя после обидного выпада командира. Он и сам корил себя за то, что прошло уже столько времени с момента аварии, а он до сих пор и духом не ведает, что случилось и что же делать дальше. Казалось бы, корвет свой он изучил до последней гайки фановой системы. А ведь корабль не простой, 204 проект. Последний писк противолодочной мысли 60-ых! Вооружён до зубов, энергетика эсминцу под стать, и все эти военно-морские девайсы и гаджеты искусно втиснуты в пятисоттонную упаковку. Конструкторы на Ленинскую премию расстарались. Но сегодня на деле его профессионализм, коим он гордился подспудно, оказался несостоятельным. Досадная бессильность перед происшедшим разъедала душу механика, а здесь ещё едкий пассаж командира. Впрочем, он ещё с нахимовских лет принял за правило не обижаться на словеса. Ведь сказано же, что на обиженных воду возят. А уж на флоте церемониться не принято, от начальства всякого-разного наслушаешься. Порой не сообразишь, где серьёз, где прикол, когда смеяться, когда плакать. А это чем не искусство? Недаром ведь некоторые молодые офицеры, фанаты крепкого флотского словца, записывали перлы устного творчества своих командиров, дабы не пропали сымпровизированные однажды.